Содержание блока:

• Международные стандарты доступа адвокатов
• Противодействие немедленному доступу адвокатов к задержанным
• Произвольная процедура «допуска» адвоката к участию в деле
• Ограничения доступа адвокатов в следственные изоляторы
• Отказ в участии адвоката в следственных и процессуальных действиях
• Препятствия для участия адвокатов в административных процессах
• Ограничения доступа адвокатов в места лишения свободы на стадии исполнения приговора
• Содержание в состоянии инкоммуникадо

Конституция Республики Беларусь, гарантируя право на юридическую помощь, предусматривает возможность пользоваться помощью адвокатов в любой момент [108]. В процессуальном законодательстве право иметь защитника и беспрепятственно общаться с ним наедине и конфиденциально гарантируется подозреваемым и обвиняемым в уголовном процессе [109] и лицам, в отношении которых ведется административный процесс [110], с момента задержания и на любой последующей стадии процесса. Корреспондирующее право защитников участвовать в уголовном и административном процессе и беспрепятственно общаться с подзащитным предусмотрено также с момента задержания [111].

Однако в национальном законодательстве не установлено ни срока, в течение которого адвокату должен быть безусловно предоставлен доступ к задержанному, ни обязанности государства обеспечивать скорый доступ. В судебной практике подходов к этому вопросу не выработано, более того, суды и прокуратура при указании в жалобах на неправомерные ограничения доступа к клиенту отказываются усматривать в этом нарушения и в своих решениях либо полностью игнорируют данные факты, либо указывают на то, что доступ был обеспечен впоследствии.

На практике немедленный доступ адвокатов к задержанным клиентам не обеспечивается, а возможность общения существенно ограничивается.

Непосредственно послезадержания доступ адвоката к клиенту зачастую затруднен тем, что не известен ни орган, произведший задержание, ни место нахождения клиента. Государственные органы, несмотря на предусмотренную для них обязанность уведомить родственников задержанного [112], либо не делают этого, либо откладывают момент уведомления на конец предоставленного срока (например, на 12-й час после задержания, когда рабочий день окончен и доступ адвоката к клиенту фактически исключается). Возможность уведомить родственников самостоятельно задержанному не предоставляется, равно как и возможность уведомить адвоката (последнее уголовно-процессуальным законодательством вообще не предусмотрено). Общедоступного реестра лиц, содержащихся под стражей, не ведется [113]. Обращения адвоката во все действующие следственные органы и органы внутренних дел по телефону или явка туда лично, как правило, не результативны, поскольку орган, произведший задержание, отказывается сообщить какую-либо информацию или даже прямо отрицает нахождение там клиента. Таким образом, длительное время место нахождения клиента остается для адвоката неизвестным.

В случае, если орган, произведший задержание, известен, прибывшему туда адвокату все равно отказывают в незамедлительной встрече с клиентом (преимущественно под предлогом того, что в зданиях следственных органов не имеется специальных помещений для бесед адвокатов с клиентами). Фактически первая встреча и возможность общения с клиентом появляется при проведении первого допроса или при посещении его в изоляторе.

Уведомления с требованием допустить к клиенту, отправленные адвокатами в ДФР по электронной почте, остались без ответа. Все это время В. Бабарико находился в здании ДФР и при этом с момента задержания неоднократно заявлял о том, чтобы к нему немедленно допустили адвокатов, сделал собственноручную запись об этом в протоколе личного обыска, а при задержании у него были изъяты договоры с адвокатами. Тем не менее на протяжении всего дня 18 июня адвокаты к В. Бабарико не были допущены и смогли встретиться с ним лишь 19 июня, когда производился его первый допрос.

18 июня, сразу после недопуска в здание ДФР, адвокаты Д. Лаевский и А. Пыльченко обжаловали в Генеральную прокуратуру задержание В. Бабарико как незаконное, в том числе по мотиву того, что им было неправомерно отказано в доступе к клиенту, и потребовали обеспечить им немедленный доступ. Исходя из ответа, направленного лишь 29 июня, Генеральная прокуратура нарушений при задержании не усмотрела, указав при этом, что «право подозреваемого В. Бабарико на защиту при проведении первичных следственных действий соблюдено в соответствии со статьей 41 УПК».

Законодательство не устанавливает какого-либо порядка вступления адвоката в уголовное дело, за исключением обязанности уведомить орган, ведущий уголовный процесс, о принятии защиты и предоставить ордер [114]. Тем не менее некоторые следственные органы практикуют не предусмотренную законодательством процедуру «допуска к участию в уголовном деле».

КГБ предоставляет адвокату возможность участвовать в деле, в том числе посещать клиента в СИЗО, после «допуска к участию в уголовном деле»: к следователю доставляется задержанный и приглашается адвокат, намеревающийся его защищать, у задержанного отбирается письменное заявление об участии в деле этого адвоката. Данная процедура не производится немедленно после того, как адвокат уведомил КГБ о принятии защиты клиента, а относится на удобное для следователя время (часто «допуск к участию в деле» происходит лишь тогда, когда у следователя возникает необходимость или желание допросить задержанного).

При том, что законодательство предусматривает ряд обстоятельств, исключающих участие адвоката в уголовном деле (они связаны с возможным конфликтом интересов [115]), имеются случаи, когда следователь отказывал адвокату в участии в деле по не предусмотренным законом основаниям.

Такая практика представляет собой неправомерное вмешательство государства в отношения адвоката и клиента, поскольку противоречит общепризнанной природе конфиденциальности и доверительности этих отношений.

Следственные изоляторы системы МВД для допуска адвоката к содержащемуся под стражей клиенту требуют представить письменное разрешение следователя на посещение подзащитного в изоляторе. Получение такого разрешения не предусмотрено уголовно-процессуальным законодательством, в перечне предъявляемых адвокатом документов для посещения СИЗО разрешение не названо [117]. Тем не менее при его отсутствии СИЗО может отказать адвокату в доступе к подзащитному со ссылкой на некие внутренние предписания. Сам же процесс получения разрешения может затягиваться по вине следователя, что порождает необоснованные задержки в посещении клиента.

Возможность пользоваться помощью адвоката в любое время гарантируется Конституцией, однако это не обеспечено на уровне практики. В частности, время посещения адвокатами клиентов ограничено часами работы следственных изоляторов: как правило, с 8–9 часов утра до 17–18 часов вечера и только в рабочие дни. Из-за недостаточного количества кабинетов, которые к тому же используют и следователи (часто в приоритетном порядке), в некоторых СИЗО образуются многочасовые очереди. В связи с этим даже в отведенное для посещений время встреча с клиентом не гарантирована.

СИЗО КГБ оборудован только двумя кабинетами для встреч с адвокатами и следователями, при том что изолятор рассчитан на содержание около 50–60 человек (количество заключенных может увеличиваться за счет подселения в заполненные камеры). С 2020 года свидания предоставляются только в одном кабинете. В день в изолятор успевает пройти не более 3–4 адвокатов. Такие условия работы стали причиной очередей, которые начинают выстраиваться на улице перед СИЗО за несколько часов до его открытия, а в периоды массовых задержаний – круглосуточно. С лета 2021 года посещение адвокатами СИЗО КГБ осуществляется по записи, список ведет работник КГБ. Места на посещения, как правило, расписаны на несколько недель вперед. В таких условиях у задержанного возникает возможность встретиться с адвокатом лишь спустя несколько недель после задержания.

Периодически следственные изоляторы ограничивают доступ адвокатов к подзащитным по произвольным мотивам, не имеющим правовых оснований.
 
С начала пандемии COVID-19 весной 2020 года СИЗО КГБ полностью запретил свидания адвокатов с клиентами в связи с эпидемиологической обстановкой (при этом в Республике Беларусь карантин не вводился). На протяжении трех месяцев адвокаты встречались с подзащитными лишь при производстве следственных действий (показательно, что для следственных действий эпидемиологическая обстановка не была препятствием). 

После задержания Виктора Бабарико 18 июня 2020 года его адвокат Дмитрий Лаевский на протяжении трех дней – 22, 23, 24 июня – предпринимал попытки посетить подзащитного в СИЗО КГБ, однако ему отказывали «по причине коронавируса». Генеральная прокуратура, куда Д. Лаевский обжаловал отказы, в этих фактах не усмотрела нарушений права на защиту, однако с 25 июня 2020 года, после сообщений адвоката в СМИ и появления резонанса вокруг проблемы, СИЗО КГБ вновь разрешил свидания с адвокатами «в связи с улучшением эпидемиологической обстановки». 

В течение недели с 10 по 14 августа 2020 года СИЗО КГБ, ссылаясь на «технические причины», отменил все посещения адвокатами содержащихся под стражей клиентов. Со следующей недели посещения были возобновлены. Жалобы адвоката Д. Лаевского о неправомерности такого ограничения, поданные по каждому факту его недопуска в изолятор к Виктору Бабарико 11–14 августа, Генеральная прокуратура по существу не рассмотрела.
 
Время, в течение которого адвокат не имеет доступа к задержанному клиенту, используется следователями или оперативными работниками для склонения задержанного к признанию вины (что сопровождается написанием «явок с повинной» или «чистосердечных признаний») или к даче показаний, выгодных для обвинения других лиц. У задержанного в отсутствие защитника могут быть также отобраны объяснения, что по смыслу равноценно его допросу, однако формально таковым не является; такие объяснения впоследствии принимаются судами как источник доказательств и могут быть положены в основу приговора.

УПК предусматривает право защитника участвовать как в допросах, так и в иных следственных действиях в отношении подзащитного [118]. Однако если на практике следственные действия, в ходе которых обвиняемый дает показания (допросы, очные ставки, проверки показаний на месте), производят преимущественно в присутствии защитника, то остальные следственные действия (например, обыск, осмотр и т.д.) следственные органы часто проводят в отсутствие защитника и даже не уведомляя его об этом. В случае, когда адвокату становится известно о проведении такого следственного действия и он самостоятельно на него является, следователь все равно может отказать в допуске под предлогом того, что следственное действие уже начато и состав его участников не может быть изменен.

После того, как обыск закончился и сотрудники ДФР вывели А. Шарко из квартиры, чтобы доставить в место задержания, С. Зикрацкому не дали возможности с ней поговорить, в том числе физически оттеснив его от клиентки [119].

В УПК прямо не предусмотрено участие адвоката в доследственной проверке для оказания юридической помощи как лицу, в отношении которого проводится проверка, так и пострадавшему от преступления (потерпевшему). В связи с этим органы, проводящие проверку, отказываются допускать адвокатов к участию в действиях в отношении их клиентов, приводя следующие мотивы: на стадии доследственной проверки не предусмотрено право лица пользоваться юридической помощью; не предусмотрена обязанность органа, проводящего проверку, допускать к участию в ней адвоката; не предусмотрен процессуальный статус, в котором адвокат мог бы участвовать в проверке; не предусмотрен такой вид юридической помощи, как участие в проверке; случаи, порядок и формы оказания юридической помощи гражданину, в отношении которого проводится проверка, определяются правоохранительными органами. Аналогичным образом – ввиду отсутствия прямой нормы и с приведением схожих мотивов – адвокатам отказывают в возможности оказывать юридическую помощь лицам, в отношении которых проводятся оперативно-розыскные мероприятия.

При этом наиболее объемный материал проверки находился в производстве следователей центрального аппарата Следственного комитета и касался событий, происходивших в данный период в ИВС и ЦИП ГУВД Мингорисполкома, расположенных в переулке Окрестина в Минске. В ходе указанной проверки, которая растянулась примерно на 1 год, неоднократно нарушалось право граждан на юридическую помощь адвоката путем отказа в рассмотрении по существу любых обращений, направленных адвокатом (жалоб, ходатайств, запросов). По мнению следователей, роль адвоката на стадии проверки заключалась лишь в «присутствии» в ходе проведения проверочных мероприятий непосредственно с участием клиента. Многочисленные жалобы на действия следователей, направленные в адрес как руководства Следственного комитета, так и Генеральной прокуратуры, лишь подтвердили, что мнение следователей совпадает с мнением руководителей указанных органов. Кроме того, Конституционный Суд при обращении туда на предмет наличия существенного пробела и правовой неопределенности в правовом регулировании статуса адвоката на стадии доследственной проверки «дефектов правового регулирования, имеющих конституционно-правовое значение», не выявил.
 
Ранее подобным образом адвокатов не допускали к оказанию юридической помощи лицам, допрашиваемым в качестве свидетелей в ходе предварительного расследования. С 2018 года в УПК внесены нормы, определяющие статус адвоката свидетеля. В то же время право свидетеля на помощь адвоката все равно ограничивается: поскольку наличие адвоката для свидетеля не является обязательным, в случае, если адвокат не может явиться в назначенное время, допрос не откладывается и проводится без него. Кроме того, существует очевидно противоправная практика, когда гражданина фактически задерживают и доставляют в следственный орган, однако документально задержание не оформляется, а гражданина допрашивают в качестве свидетеля либо проводят с ним непроцессуальную беседу. Если адвокат прибывает к месту допроса, его не допускают к клиенту по мотиву того, что допрос свидетеля уже начат и прерван быть не может, либо потому, что никаких процессуальных действий вообще не производится.

В результате этих ограничений демонстративно нарушается право на защиту и конституционная гарантия пользоваться помощью адвоката в любое время, а также общепризнанный принцип отношений адвоката и клиента, по которому только они определяют время и объем необходимой юридической помощи.

Несмотря на то, что ПИКоАП гарантирует лицам, в отношении которых ведется административный процесс, право иметь защитника и беспрепятственно с ним общаться [120], начиная с 2020 года адвокаты фактически лишены доступа к клиентам, которые находятся в статусе административно задержанных или отбывают административный арест.

Органы внутренних дел, куда первоначально доставляется задержанный для опроса и составления протокола об административном правонарушении, как правило, отказывают адвокатам в допуске (в том числе сообщая ложные сведения о том, что клиента там нет).

24 сентября 2020 года, примерно в 14 часов, по дороге в суд на улице неизвестными людьми в масках без опознавательных знаков была задержана адвокат Людмила Казак. Ни родственники, ни адвокат, имя которой она называла, о задержании уведомлены не были. С 18 до 19 часов адвокаты Л. Казак Светлана Горбаток и Виктор Мацкевич (а еще ранее, с 17 часов – муж Л.Казак) находились возле здания Центрального РУВД Минска, пытаясь выяснить, там ли находится Л.Казак, и получить к ней доступ либо подать заявление о похищении человека. В здание РУВД адвокаты допущены не были, заявление о похищении сотрудники РУВД принять отказались, постовой милиционер сообщил, что Л.Казак в РУВД нет. Однако, как выяснилось впоследствии, Л. Казак сразу после задержания была доставлена в Центральное РУВД и находилась там примерно до 21 часа.

Только в 20 часов в СМИ пресс-секретарь ГУВД Мингорисполкома впервые озвучил информацию о том, что Л.Казак «задержана за совершение административного правонарушения и находится в одном из территориальных РУВД Минска». Около 22 часов ИВС ГУВД Мингорисполкома предоставил сведения о том, что Л.Казак находится там. Адвокаты смогли встретиться с Л.Казак лишь на следующий день, 25 сентября, в ИВС, при этом первые три часа им отказывали в доступе со ссылкой на эпидемиологические мероприятия [121] (см. также 2.6.2).

С начала пандемии COVID-19 весной 2020 года изоляторы временного содержания и центры изоляции правонарушителей запретили посещение адвокатами содержащихся там клиентов под предлогом противоэпидемических мероприятий (при этом, например, в ИВС в Минске одновременно с административно задержанными размещаются и задержанные по уголовным делам, и доступ к ним для адвокатов сохраняется).

В суды задержанные не доставляются и участвуют в судебном заседании через Интернет посредством видеоконференцсвязи, оставаясь при этом в изоляторе. Адвокаты находятся непосредственно в зале судебного заседания и могут общаться с клиентами лишь посредством видеоконференцсвязи, если суд предоставит им для этого время.

Таким образом, адвокаты лишены доступа к клиенту в органе внутренних дел при подготовке дела об административном правонарушении и в изоляторе до суда. Первая и единственная возможность адвоката увидеться с клиентом появляется в судебном заседании, но лишь дистанционно. После вынесения судебного постановления возможность встретиться с клиентом, отбывающим административное взыскание, для адвокатов также исключена.

В период массовых задержаний участников протестов против официально объявленных результатов выборов в августе 2020 года адвокаты не имели возможности участвовать в административном процессе на всех его стадиях. Помимо вышеупомянутых нарушений (сокрытие информации о том, какой орган задержал клиента и где тот находится; недопуск адвоката к клиенту непосредственно после задержания в органе внутренних дел и впоследствии в изоляторе), адвокаты также не могли получить информацию о том, в какой суд передано дело об административном правонарушении и когда оно будет рассмотрено. Суды не вывешивали расписание заседаний, не сообщали об их проведении по телефону, не отвечали на письменные обращения адвокатов, уведомлявших о принятии защиты конкретных клиентов. В первую неделю после выборов, когда только по официальным данным с 9 по 12 августа было задержано 6700 человек (а по оценкам Верховного комиссара ООН по правам человека, с 9 по 14 августа – около 13 500 человек [122]), судебные заседания проходили фактически в закрытом режиме на территории изоляторов, куда адвокатов не допускали [123].

Отказы в допуске к административно задержанным с начала этой практики весной 2020 года неоднократно обжаловались адвокатами в индивидуальном порядке. Некоторые адвокаты публично заявляли в СМИ и социальных сетях о систематическом нарушении их прав и прав клиентов [124]. Однако никаких мер по этим жалобам не принималось, при этом должностные лица, рассматривавшие жалобы, ссылались на необходимость соблюдения противоэпидемического режима. Органы адвокатского самоуправления, будучи осведомленными о сложившейся ситуации, никак на нее не реагировали, а в некоторых случаях обвиняли самих адвокатов в несоблюдении требований профессиональной этики.

19 июня 2020 года адвокат Сергей Зикрацкий инициировал коллективное обращение [125] адвокатов к председателю БРКА с требованием принять меры реагирования на многочисленные случаи неправомерных отказов в доступе к клиентам (поводом для обращения стал резонансный случай недопуска адвокатов Дмитрия Лаевского и Александра Пыльченко к их клиенту Виктору Бабарико, задержанному ДФР 18 июня (см. раздел 2.2). БРКА на данное обращение отреагировала публикацией на официальном сайте материала под названием «Обращение к адвокатам по вопросу субординации», в котором в том числе указала: «К сожалению, некоторые адвокаты действуют вопреки рекомендациям БРКА: не пытаются разрешить вопросы в соответствии с Правилами профессиональной этики, нагнетают обстановку вокруг себя в сети Интернет и СМИ. Обращаем внимание, что подобные действия как минимум не приведут к желаемому результату и не принесут пользы ни адвокату, ни его клиенту, ни всей адвокатуре в целом» [126]. Помимо этого, БРКА потребовала от всех адвокатов, поддержавших коллективное обращение (около 100 человек), представить объяснения о том, какие причины побудили их подписать это обращение и сталкивались ли они лично с нарушениями профессиональных прав. В одном из своих последующих интервью председатель БРКА Виктор Чайчиц заявил, что 99 % из подписавшихся адвокатов не смогли подтвердить, что лично сталкивались с нарушениями, и подписали обращение «за компанию» [127]. На официальном сайте БРКА при этом неоднократно публиковались материалы, в которых от адвокатов фактически требовали отказаться от публичной критики государственных органов: «Недопустимо заявлять, например, о том, что если кто-то из сотрудников правоохранительных органов допустил нарушение, то плохо работает «вся система» [128].

В то же время под влиянием адвокатского сообщества, которое особенно усилилось в период массовых задержаний участников протестов после выборов 9 августа 2020 года, БРКА предприняла несколько попыток урегулирования вопроса доступа адвокатов к клиентам и письменно обращалась в Генеральную прокуратуру, в органы внутренних дел, в чьем ведении находились ИВС и ЦИП, в суды и в другие государственные органы [129]. В результате этих обращений никаких изменений в порядке доступа к административно задержанным не произошло, органы внутренних дел прямо отказались допускать адвокатов в ИВС и ЦИП, и к середине осени 2020 года БРКА прекратила всякие действия для разрешения сложившейся ситуации.

Одновременно с этим практика дистанционного рассмотрения дел об административных правонарушениях была закреплена на законодательном уровне: в новом ПИКоАП, вступившем в силу 1 марта 2021 года, предусмотрена возможность опроса лица, в отношении которого ведется административный процесс, посредством видеоконференцсвязи.

Право осужденного пользоваться юридической помощью адвоката прямо предусмотрено уголовно-исполнительным законодательством [130] и в соответствии со статьей 62 Конституции не подлежит ограничениям. Однако на практике доступ адвокатов к клиентам, отбывающим наказание в исправительных колониях, ограничивается произвольным образом.

В качестве повода для отказа в допуске адвоката в колонию используется норма части 6 статьи 83 УИК, которая предусматривает предоставление свидания с адвокатом «по заявлению» осужденного. Администрации колоний неправомерно трактуют понятие «заявление» исключительно как письменное обращение осужденного, и в случае, если такое заявление осужденным заранее не подано (или в поданном заявлении не указан конкретный адвокат), прибывшему в колонию адвокату может быть отказано в свидании. Получить заявление у осужденного непосредственно по приезде адвоката в колонию администрация отказывается.

В некоторых случаях администрация колонии ссылается на то, что осужденный сам отказался от свидания с адвокатом. Личную встречу с осужденным для выяснения достоверности отказа и его причин администрация колонии адвокату не предоставляет.

Свидания осужденного с адвокатом, несмотря на гарантированное Конституцией право пользоваться юридической помощью в любое время, предоставляются администрациями колоний в соответствии с утверждаемым МВД Правилами внутреннего распорядка: только в нерабочее время и в часы от подъема до отбоя [131]. Кроме того, среди причин отказа в допуске может называться отсутствие свободных мест для общения (в большинстве колоний адвокатам для бесед предоставляется помещение для краткосрочных свиданий, где в определенные дни свободные места отсутствуют из-за большого количества прибывших на свидания родственников; какое-либо другое помещение адвокатам предоставить отказываются).

В 2020–2022 годах появилась практика отказа адвокату в посещении клиента, к которому применено взыскание в виде штрафного изолятора. Основанием называется норма УИК, согласно которой при помещении в ШИЗО осужденный лишается длительных и краткосрочных свиданий [132] (к последним администрации колоний неправомерно относят и свидания с адвокатами вопреки норме о том, что таковые в число предусмотренных законодательством не засчитываются [133]).

В некоторых колониях администрации предъявляют не предусмотренное законом требование указывать в заявлении календарный месяц, в котором должно состояться свидание. Если адвокат по каким-либо причинам прибывает в колонию в другой месяц, ему, как правило, будет отказано в доступе к клиенту, несмотря на то, что тот явно выразил желание получить юридическую помощь.

Имеющиеся факты позволяют сделать вывод о том, что повсеместное введение подобных ограничений направлено на то, чтобы свести к минимуму посещения адвокатами исправительных колоний, оказание юридической помощи заключенным и контроль за условиями их содержания.
Таким образом, государство отказывается от выполнения своих обязательств по обеспечению права на защиту, гарантий статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, раскрытых в Основных принципах, касающихся роли юристов, - в праве на доступа к адвокату и возможности адвокатов выполнять свои функции [134].

2023 год отмечен системной практикой длительного содержания инкоммуникадо видных деятелей оппозиции, приговоренных к большим срокам лишения свободы.

Начиная с февраля 2023 года, ряд политических и общественных деятелей – Виктор Бабарико, Максим Знак (см. также раздел 1.5), Мария Колесникова, Николай Статкевич, Сергей Тихановский и другие – содержатся в колониях без связи с внешним миром: к ним не пускают адвокатов и родственников, они полностью лишены переписки и телефонных звонков. Таким образом, заключенные не имеют возможности не только лично общаться с адвокатами, но и даже обратиться к ним письменно. Администрации колоний отказываются сообщать адвокатам какие-либо сведения о клиентах, а попытки добиться доступа к клиентам правовыми средствами не дают никаких результатов [135]
В конце апреля 2023 года в СМИ появилась информация о том, что Виктор Бабарико, с которым на тот момент не было никакой связи уже почти три месяца, находится в больнице с телесными повреждениями. Однако даже при таких обстоятельствах ни адвокатам, ни родственникам Бабарико не был обеспечен доступ к нему или возможность связаться с ним каким-либо образом, а также было отказано в предоставлении какой-либо информации о его состоянии здоровья и месте нахождения [136].
30 марта 2023 года группа специальных докладчиков ООН отреагировала на содержание вышеупомянутых политических заключенных инкоммуникадо, призвав власти Беларуси освободить заключенных по политическим мотивам, [137] однако никаких мер по восстановлению их прав государством принято не было.
По состоянию на декабрь 2023 года все перечисленные заключенные по-прежнему не имеют связи с внешним миром (см. также раздел 1.3).

Практики содержания без связи с внешним миром расцениваются в международном праве как пытки и/или жестокое бесчеловечное обращение [138] и, как показывают приведенные выше примеры, являются непреодолимым препятствием доступа к адвокату. Полное отсутствие со стороны государства какой-либо реакции на такое противоправное положение демонстрируют, что заключенные в Беларуси могут быть полностью поражены в праве на юридическую помощь без какой-либо возможности восстановить это право посредством обращения в государственные органы.